Зап. от Якова Евдокимовича Гольчикова, 60 л., в д. Лебская Лешуконского района А. И. Никифоровым в 1928 г.
Текст воспроизводится по изданию: Севернорусские сказки в записях А. И. Никифорова / Изд. подг. В. Я. Пропп. Гл. ред. А. М. Астахова, В. Г. Базанов, Б. Н. Путилов. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1961. (Памятники русского фольклора). № 105. С. 257—259.

Была бабушка со старичком. Они жили, пожили. Это, стала его старушка гулять, другого прибрала дружка. Потом раз он уехал. И заметил, что она неправильно делат: все свое имение ему сварит, скормит. Он приехал домой и так себе расположился за стол. Она накормила, напоила. И говорит:
— Старушка, говорит, я знаю Дуплинастый Микола; что ты просишь, то дает, говорит. Вот на той-то версте есть дуплё. Этому дуплю молись, он тебе ответит.
Он уехал наперед, значит, в это дуплё и забился. Она приехала к дуплю, значит, и молится ему:
— Дуплинастый Микола, у меня окриви мужа и ослепи, оглуши и ослепи.
Ну хорошо. Она потом приехала утром рано к этому дуплю и стала просить, молиться ему этому:
— Дуплинастый Микола, оглуши мужа у меня и ослепи, говорит.
И там ответил в дупле:
— Твое будет слово исполнено, говорит.
Приехала домой. Он сзади за ей тоже приехал. И потом сказал, значит, этот Дуплинастый Микола:
— Навари, каши, каши похлебат — оглохнет, блинов наестся — ослепнет.
Потом она приехала там впереди, сё приготовила, блинов напекла, каши наварила. Потом старик приезжает. Она счас на стол наносила каши блинов. Он кашу стал хлебать.
— Старуха, говорит, я что-то не слышу больше.
Она потом блинов ему притащила. Блины поел — ослеп, стал по столу бродить руками, не видит взять. И потом:
— Что, говорит, старуха, сведи меня на печку, оглох и ослеп я, говорит.
Та его свела на печку. Потом он попросил оружейце.
— Дай пощупать, говорит, раньше охотился, теперь пощупать охота.
Она несла ему ружье. Это ружье его было заряжено. Она побежала опять, сказала дружку:
— У меня муж оглох, ослеп. Ничего не слышит и не видит. Не опасайся ничим, говорит, он ничего не понимает. Она привела его, там всичин настряпала, блинов и всего:
— Не опасайся, говорит.
Он сел за стол кушать. Принесла графин водки, рюмочку. Потом:
— Я сбегаю в погреб за пивом, у меня пиво тебе приготовлено хорошее.   
Она убежала. Он в то время-то в лоб и спустил этому дружку. Застрелил, да слез, да ему напихал блинов-то полон рот. Она и забежала, значит, с пивом, а он мертвый. Потом она и стала плакать:
— Пошто ты задавился блинами, пошчо, завидный, не мог ты помаленьку ись?
Старик скочил с печки, ну ей пороть, эту старуху.
— Ну теперь куда мертвеца деваем, куда с им? говорит.
— Тащи нибудь-куда его, зарой, старику приказыват.
Старик побежал, значит, к попу, поставил к воротам его и стучит:
— Открывай ворота, говорит.
Поп бежит, значит, с гордосью примерно:
— Какой такой бродяга позволил мне стучать?
Схватил уразину¹ и хлоп этого мертвеца. Тот из-за угла выскочил:
— Что ты, ты ведь убил eго!
— Неужели убил? говорит.
— Да убил, не пышит, говорит.
— На сто рублей денег, отнеси его. Я не хочу под суд, в сторону где-нибудь закопай.
Хорошо. Он потащил опять его. Ну потом принес опять, значит, другому священнику в другой приход, пьяно напился и стал наймовать лошадь везти его, значит. Тот, значит, нарядил карету. Вот тот пьяный закрылся, он и отправил, вожжи дал с руки. Потом конь побежал, значит домой, свой конь, так бежит там.
Приехал ко двору ко своёму, не слезавал с козел, конь весь впрел. А тот там вышел священник.
— Выпрягай коня, що ты сидишь там?
А ничего не говорит. Он взял его и кляснул. Выскочил. Ну хорошо, он упал, значит, с козел, этот мертвец. А этот дозорит его опять:
— Ты що сделал? Ты убил кучера-то!
Матушка выбежала, тоже посмотрела:
— Что случилось над вами-то?
Вот, говорит, кучера убил, говорит.
— Пожалуста не сказывай, куда-ле его девай, похорони.
Он положил деньги, взял за плечо и потащил его к речке да посадил в лодку, дал весло да отпихнул от берега. Потом его и понесло, этого мертвеца в лодке. Принесло к заездку, где рыбу ловят сурпами². Он голову согнул так, лежит в лодке-то. Идет промышленник вытряхать сурпы. Увидал, значит, вора, говорит:
— Ах ты, мошенник, зачем рыбу выгружаешь? Сейчас убью!
Прибежал, его суразиной и одернул по голове. А этот, который надзорит, говорит ему:
— Зачем ты мужика убил?
Говорит этот промышленник:
— Неужели убил?
— Убил, гляди — мертвый, говорит.
— Не сказывай, на, говорит, 10 рублей, последние, а куда-ле его девай, говорит.
Ну потом тот деньги взял, этого мертвеца вынес на гору. Ну теперь сапоги хороши. Ноги те отсек да положил в кошелку свою с сапогами. Потом пошел в деревню. И потом выпросился ночевать к одному крестьянину.
— Мне, говорит, корова отелилась. Теленок есь. Нельзя.
Там прежде телят в избе держали.
Он хорошо, значит, переночевал. Взял, значит, телеша настегал, телёшь ошалел. А сам сапоги вынял с ногама да бросил.
Хозява спустились, значит, увидели сапоги с ногами, а телёшь бегат по избе.
— Вот беда, говорят, у нас телёшь мужика съел.
Не могут подойти к ему. Потом они не могут телеша — он его настегал, так он бегат, как дикой.
— И нас-то, говорит, съес. Беда, шо с им делать будем?
Потом его, телеша, застрелили, не смели в руки взять, шобы нас-то не съел.
Так дело и кончилось. А тот убежал. Чудо сделал-то.

¹ Палку.
² Снасть рыболовная.