Зап. от Андрея Федоровича Пономарева, 72 л., в д. Калюши Нарьян-Марского р-на Н. П. Колпаковой 9 авг. 1956 г.
РО ИРЛИ, Р. V, колл. 160, п. 3, № 19, л. 93—98, маш. (Шифр звукозаписи: ФА VI МФ. 335.1; Д и А, № 10, нап. с. 366).
Текст воспроизводится по изданию: Былины: В 25 т. / Рос. акад. наук. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); СПб.: Наука; М.: Классика, 2001. Т. 1. С. 184—189.

Да бывало Казань слободой была

Да бывало Казань слободой была,
Ныне Казань — славным городом.
Да во Казани был Микитушка,
Он, Микита, девеносто лет.
Всё до смерти он наказывал,
Своей жены младой наговаривал:
«Ты останешьси беременной,
У тя родится чадо милоё,
Чадо мило, единакоё,
Нарекем мы именем Добрынюшкой,
Да Добрынюшкой Микитицём.
Когда будет он на возрасте,
Да он будет на во́злете,
Он заможет конём владать,
Он конём владать, копьём шурмовать.
Он захочёт бы за охотою,
За охотой погулятисе,
Да бы съездить во чысто́ полё —
Не давай благ̇ословленьица
Ему ездить во чысто́ полё,
Да выезжать за охотою.
Ну хошь и дашь ему благословленьица
И не дашь благословленьица —
Он захочет он бы ездить же,
Он ведь съездить во чысто́ поле.
Он найдёт он дороженькю,
Все дороженькю широкую,
По которой я бы ездил нынь.
В ширину — <была> коса́ сажень.
В глубину как до пояса.
Нападут жа́ры-ма́ревы
Как бы те большилетныя,
Как захочёт он купатисе,
Он захочёт нырятисе —
Пусть не едет нынь к Оки-реки:
Да река Ока зла-относлива,
Отнесет его, Добрынюшку,
Отнесет за перву́ струю,
Отнесет за другу́ струю,
Как ко тем горам высокиим
И горам Сороци́нскиим.
Тут прилетит змея к ему,
Она хочет его целком бы съись,
И целком бы его съись, да в хобота склонёт.
Он пущай сорвёт полынь-траву́,
Да полынь-тра́ву горькюю,
Он сплетёт ныне плёточкю,
Он бы пле́тку троепрядную,
Троепрядну, троехвосткую.
Он тогда нырнёт во быстру́ реку́».
(Так или этак змея лютоедная хочет его сглонуть: «Целком, — говорит, — я тебя хочу сглонуть, али в хобота склонить».)
Он нырнул во Оку-реку,
Он нырнул во другой струи,
А опеть прыгнул во быстру реку,
Очутился на крутых горах,
Ко своёму ко́ню доброму.
(Он будёт и так наказывать, что он будёт [плетку плести] <...> А прилетит эта змея-то опять сзади, так эти плётку-то <...> смолит пущай ей, дак <...> он побьет ей, а то никак не убить будёт.)
Тут невдолги Микиты смерть случиласе,
Тут осталась молода жена,
Тут жена его беремянна,
Тут и стала нынь беремянна.
Как и стала на во́зности,
Как родила сына милаго,
Сына мила одинокаго,
Да Добрыньку Микитича.
Тут бы стал нынь детина на возрасте,
Да на возрасте, на во́злете,
Захотелось ему нынь, <Добрыни-ти>,
Как бы съездить во чысто поле,
Нынь погулять по чысту полю,
Где-ка ездил родный батюшка.
Говорила родна матушка:
«Молодой ты Добрынюшка,
Ты не езди во чысто поле,
Потеряшь буйну голову —
Тебя съест нынь змея лютая». —
«Ну-ка ты дашь мне благословленьица,
Я поеду во чысто поле,
И не дашь благословленьица
Ты с буйной главы до сырой земли,
Мне бы ездить во чыстом поле,
Во чыстом поле за охотою».
Ну и дала ему она благославленьице,
Ему матушка родимая
Да с буйной главы до сыроей земли,
Чтобы ездить во чыстом полё,
По котору ездил батюшка.
Тут уздал он, седлал коня,
Седлал ко́ня ныне доброго,
Распрощался с родной матушкой.
Вот наказывала нынь его бы мать,
Его родная матушка:
«Ты поедешь нынь, Добрынюшка,
Ты найдёшь ле ты дорожечкю,
По которой ездил батюшка,
В ширину-то нынь коса сажень,
В глубину — добру молодцу до пояса,
Там нападут как на тебя жары-марева,
Как бы те большилетные,
Ты захочёшь купатисе,
Ты захочёшь нырятисе,
Там найдешь нынь Оку-реку,
Да Ока-река зла-относлива,
Да не купайся в Оки-реки —
Отнесёт тебя за перву струю,
Отнесёт за другу струю.
Еще наказывал твой батюшко,
Он наказывал, наговаривал:
„Там ведь есть ле полынь-трава,
Там полынь-трава горькяя,
Ты сорви-ко полынь-траву,
Да сплети-ко ты бы плеточку,
Троепрядну, троехвостую.
Ты положь во право́й карман“».
Он-то простился с ро́дной матушкой,
Он поехал во чысто полё.
Тут напали жа́ры-ма́ревы,
Как бы те большилетные,
Захотелось ему купатисе,
Захотелось нырятисе.
Он подъехал к Оки-реки,
Скидавал честно платьице,
Оставлял тут добра коня,
А он спустился во Оку-реку,
Да нырнул во быстру реку,
Отнесла его да перва струя,
Отнесла и да другая струя
Да ко тем горам высокиим,
Тем горам Сороцинскиим.
Тут вылетает змея лютая,
Всё змея лютоедная,
Тут бы хочет съись Добрынюшку:
«Я хочу тебя силком сглотать,
Хочу тебя да в хобота склонять!»
Тут нырнул бы наш Добрынюшка,
Отпрыгнул ко круту бережку,
Выходит ведь ко добру коню,
Тут надел он цветно платьице,
Находил Добрынюшка да ведь полынь-траву,
Он сплетал бы плетку троепрядную,
Троепрядну плетку, троехвостую,
Он смолил смолой ту плетку троепрядную
И садился на добра коня.
Как летит тут змея лютая,
Тут змея лютоедная,
Она хочет съись Добрынюшку,
Да Добрынюшку Микитиця.
Он и вытащил нынь ту плеточку,
Да котора бы полынь-травы,
Стал стегать ее ведь крепко тут.
Как змея бы извиваетсе,
Все Добрыне канаетсе:
«Ты прости меня, Добрынюшка,
Я и дам тебе города,
Города все с пригородками,
И села со деревнями!» —
«Мне не нать от тебя да ничего —
Застегаю тебя до смерти!»
Тут убил он змею-те лютоедную,
Застегал ее ныне до смерти.
(Всё!)